1903
И мертвостынь старого черепа –
Скользко мелькнувшие мыши.
И милостынь старого бреда –
Венчание в царствии крыши.
И всё.
1913
Жарбог! Жарбог!
Я в тебя грезитвой мечу,
Дола славный стаедей,
О, взметни ты мне навстречу
Стаю вольных жарирей!
Жарбог! Жарбог!
Волю видеть огнезарную
Стаю легких жарирей,
Дабы радугой стожарною
Вспыхнул морок наших дней.
1907–1908
Гонщик саней,
Гоняя темных коней,
Сугробы темных звезд
За заставу утром свез.
И сень моя зыбка.
И время дышит в зыбке.
Мой синий сон и сени саней золотые,
Зимы седой и сизый стон и теми тени дымовые.
1907
Времыши на бреге озера ласкающего,
Где веретыще – смерти,
Где временье каменьем, где каменем время,
Где на бреге одиноко стоит священному времирю времык,
Времыши на бреге озера священного,
Ласкающего тайной, дивно зыбящие…
1907
Времыши-камыши на озера бреге,
на бреге озера дивно зыбящие,
Камыши-времыши на голубом озере,
Где каменьем временье, где временем камень.
Времыши-камыши на озера бреге священно шумящие,
Времыши-камыши на озера бреге.
И в свете много зело веков
В просвет мелькнет коварно лик человека.
1907
Я любоч женьчюжностей смеха,
Я любоч леунностей греха.
Смехи, грехи – всё мое.
Любы верхи, любо дно.
1907
О Достоевскиймо бегущей тучи!
О Пушкиноты млеющего полдня!
Ночь смотрится, как Тютчев,
Замерное безмерным полня.
1912
О достоевскиймо бегущей тучи,
О пушкиноты млеющего полдня,
Ночь смотрится, как Тютчев,
Безмерное замирным полня.
1919
О Достоевскиймо идущей тучи.
О Пушкиноты млеющего полдня.
Ночь смотрится, как Тютчев,
Замирное безмирным полня.
1921
Крылышкуя золотописьмом негчайших жил,
В кузов пуза кузнечик уложил
Много верхушек приречных вер.
Тарарапиньпинькнул зинзивер.
О неждарь вечерней зари!
Не ждал… Озари!
О любеди!..
1907-908
Крылышкуя золотописьмом тончайших жил,
Кузнечик в кузов пуза уложил
Много верхушек приречных вер.
Тарара пинь пинькнул зинзивер.
О неждарь
Вечерней зари!
Не ждал.
Озари.
<1907–1908>
Пламень леунностей влас.
Пламень девинностей взора.
Пламень поюнностей глаз.
Купол ночного собора.
Прамень реучего взора!..
Прамень леунностей влас…
Опускается солнце за горы.
Всё –
Светик погас.
Прамень ревучего жара.
Прамень леунностей влас.
Прамень дивного дара.
Прамень певинности глаз.
1907
Турки
– Выреем мимоходом брошенные окурки
– Валяются на берегу.
Берегу
Своих рыбок
В сослоненных ладонях. Своих улыбок
Не могут сдержать белокурые турки.
Иногда балагурят.
Я тоже роняю окурок.
Море в этом заливе совсем засыпает.
Засыпают
В море с лодок, что качаются холмами на волнах,
Рыбаки в море невод.
Небо слева – золото.
Посмотрите, как оно молодо!
Но рыбаки не умеют:
Наклонясь, сети сеют.
В мозолистых руках сито
Реет! Реет!
И серебряным житом
Веет! Веет!
И пока на устах расцветает, смеясь, семья прибауток,
Из ручонки
Мальчонки
Сыпется, веясь, дождь в уплывающих уток…
Солнце белое золото
Веет щедрою мерою.
В это время мы все молоды,
В это время все мы верим.
И нет ничего невообразимого,
Что в этот час
Море гуляет среди нас,
Надев голубые невыразимые.
На бегучие сини
Ветер сладостно сеет
Запахом маслины,
Цветком Одиссея…
И, собираясь взять камешек,
Чувствую, что нужно протянуть руку прямо еще…
И шепчет море: «не вы!»
И девушка с дальней Невы,
Протягивая руку, шепчет: «моречко!»
А воробей в это время проносит семячко.
Ящерица
По устенью тащится,
Равнодушная от линьки.
Отсюда море кажется выполощенным мозолистыми руками в синьке.
И я думаю о том, что на чертеже земли Котлас – точкой.
А в воздухе пролетает ласточка.
Далеко – все ясно в воде.
Чу! Звененье пустельги!
Где глазами бесплотных тучи прошли, я черчу В и Д.
Чьи? Не мои.
Мои: В и И.
Девушка в шляпе-грибе, под руководством маменьки,
Бросает в воду камень.
Возле камня
Скачут путешественницы козликами.
Зеленая
Ядреная
Ящерица
По устенью – тащится.
Спускаюсь.
Желудок пуст – каюсь.
Услада.
Земли не надо
Виру, где чёлны,
И миру, где волны.
Чайка поет предсмертную песнь ребенка,
Которому стало звонко.
Его навестил Испуг