<1907–1908>
Лунный свет и белая ограда
И тополя, как стаи парусов.
Сюда ночной приходит лада
С калитки снять ее засов.
1907–1908
Пусть древо водоносное
Согнулося с плеча,
Ах, время сенокосное,
Все зубы лихача.
Ах, реет волна в берег,
На займище испарина,
И звон воздушных серег
Товарища татарина.
Под овчиною отцовской
Дева и он,
Он с прической молодцовской,
Слышит смех и стон.
Она дитя вечерних вод,
И видны кольца ее кос,
Красивый ум, красивый рот
И стан согнутый, как вопрос.
<1907–1908>
О достоевскиймо идущей тучи,
О пушкиноты млеющего полдня,
Ночь смотрится, как Тютчев,
Замерное безмерным полня.
1907–1908
Крылышкуя золотописьмом
Тончайших жил,
Кузнечик в кузов пуза уложил
Прибрежных много трав и вер.
Пинь, пинь, пинь! тарарахнул зинзивер.
О лебедиво.
О, озари!
<1907–1908>, 1912
Желанье-смеяние прыщавою стать
Пленило-венило довещную рать.
Смеялись-желали довещные рати
Увидеть свой лик в отраженье иначе.
И сыпи вселенных одна за другой
Выходили, всходили, отходили в покой.
И строи за строем вселенных текли,
И все в том желанье-рыданье легли.
И жницей Времиней сжатые нивы
Оставляли лицо некрасивым.
И в одной из них раньше, чем тот миг настал,
когда с шумом и блеском, и звоном и треском
рассыпалось все на куски, славень, – я жил…
1908
Снегич узывный, белый и длинный
Где приютилася Мать?
Снегич узывный, серый и длинный
Где схоронилася Мать?
1908
Смехлые уста смерть протянула целующая,
Дохла и пуста твердь протянулась целуемая,
Голуботелая, одуванчикокосая,
Чьи волосы золота волосы,
Овеклые слезы остеклянелые,
Чьи голосы володы голоса,
Застыли нетленными,
Зовем их, слепые, – вселенными… вселенными…
<1908>
Там, где жили свиристели,
Где качались тихо ели,
Пролетели, улетели
Стая легких времирей.
Где шумели тихо ели,
Где поюны крик пропели,
Пролетели, улетели
Стая легких времирей.
В беспорядке диком теней,
Где, как морок старых дней,
Закружились, зазвенели
Стая легких времирей.
Стая легких времирей!
Ты поюнна и вабна,
Душу ты пьянишь, как струны,
В сердце входишь, как волна!
Ну же, звонкие поюны,
Славу легких времирей!
1909
Негошь белых дней,
Мокошь дальних морей
Птиц станицы на клювах примчали.
Уносился стан певучий,
Улетали где-то тучи,
Улетали где-то дали.
1908
И чирия чирков по челу озера,
По чистому челу – меж власьев тростников.
Рати стрекозовья
Небо полнят
И чертят яси облаков,
Рати стрекозовья.
Рыбы волнят
Озеро.
1908
Любоч бледности уст,
Любоч жарости уст
Овевал венком невинности
Твой смертельно-бледный лик…
1908
Прамень невинностей мора.
Прамень леунностей влас.
Пламень девинностей взора.
Пламень поюнностей глаз.
1908
Вот струны…
На дуге белокостной поюны
Натянуты, дрожат,
Дрожат, смеются и бежат.
И я, знаюн их умных сил,
Брожу, вожу в немобы вир,
И мир постиг, и мир настиг,
И он почил, и он избыл.
1908
Я любоч жемчужностей смеха,
Я любоч леунностей греха.
Смехи-грехи – всё мое.
Сладок грех мне, сладко дно!
1908
Облакини плыли и рыдали
Над высокими далями далей.
Облакини сени кидали
Над печальными далями далей.
Облакини сени роняли
Над печальными далями далей…
Облакини плыли и рыдали
Над высокими далями далей.
1908
В золоте борона вечера ворон летел
И володы голода мечева долу свирел.
И долы внимали, и жены желали,
И кметы стонали, и юны смеялись.
1908
Охотник скрытных долей, я в бор бытий вошел.
Плескались тайно соли, тонул и гаснул дол.
И навиков скаканье в вместилищах воды,
И любиков смеянье в грустилищах зари,
И веток трепетанье, и воздуха сиянье,
Там, где проскользнули жарири