Из лавки доносится: «барыш с нами…»
А дорога процвела барышнями.
Не знают голоса мерки.
Огневеют голосами в сумерках.
Волосы убраны башнями шелку,
Иногда курганом соломенных тканей
(Весь порасцвел он алыми цветами).
Беспечно роняют, что были зимою в Париже.
С печалью ем свои вишни.
Вижу:
Здесь я лишний…
Вечер. Тени.
Сени. Лени.
Мы сидели, вечер пья.
В каждом глазе – бег оленя,
В каждом взоре – лёт копья.
И когда на закате кипела вселенская ярь,
Из лавчонки вылетел мальчонка,
Провожаемый возгласом: «жарь!»
И скорее справа, чем правый,
Я был более слово, чем слева.
Мы в одеждах сомнений
Упали на зеленую траву…
А дальше все звончей и все богоявленней
Звал нас голос в дальнюю страну…
Собачка машет хвосточком, лает.
Старушка идет милая,
В руке дрожит сетяной мешочек.
Я – не Чехов.
1908
Я нахожу, что очаровательная погода,
И я прошу милую ручку
Изящно переставить ударение,
Чтобы было так: смерть с кузовком идет по года.
Вон там на дорожке белый встал и стоит виденнега!
Вечер ли? Дерево ль? Прихоть моя?
Ах, позвольте мне это слово в виде неги!
К нему я подхожу с шагом изящным и отменным.
И, кланяясь, зову: если вы не отрицаете значения любви чар,
То я зову вас на вечер.
Там будут барышни и панны,
А стаканы в руках будут пенны.
Ловя руками тучку,
Ветер получает удар ея, и не я,
А согласно махнувшие в глазах светляки
Мне говорят, что сношенья с загробным миром легки.
1908
Озеро.
Стаи стрекозьи, рои.
Хохот.
Смех.
Рыданье.
Плач.
Плох зорь
Меч
И дани
Плах.
Полеет даль.
Белее мысли
Тело
Русалки.
Летят коромыслы.
В тенях
Рыбалки
Ловят плотву
Душных струй.
Вынутые мрежи.
Чинит плот внук.
Старец
Щуку режет.
1908
Зеленнядины трав
В взор упадут,
Пролив ручей отрав
Неясной песнью дуд.
Поют, поют кузнечики.
И чет сменяет нечет.
Закат красив резьбой,
Сруб туч глядит избой.
Блестит в дали река.
Ступочет палка старика…
1908
Любеницы устами касались
Задремавшего парня в лесу
И водили по векам заснувшего палец,
Шевелили-любили красу.
1908
Молиться? Хохотать?
Там, где лица, быть как тать?
На охоте быть как сокол?
Течь весною медом, соком?
Нюхать ложе водяницы?
Быть что и ночью редко снится?
Надевать обряды волка?
Пробегать по небу голко?
1908
И топливом времовые дрова,
И возраста летоязычный огнь,
И зыбко зыблется трава,
И месяца серп вогнут.
И в веселой охоте
Гонит Ярила женозорок.
И много хохота,
И далек ворог.
1908
В даль бежит вода.
Высоки тростники.
Небо величаво.
Конь опустил повода.
Взоры быстры и дики.
На плечах небыль
Дивной чары.
Людеголосо поет нежить.
Мир быви небывь нежит.
1908
Девически милые речи,
Где слово скрывает,
Где взоры манят,
Где чайностей тайное вече,
Где детскостям гаснущий вечер,
Где тайности чаек
Во взорах шалят.
1908
Ой, небянки-голубки,
Что в невинные венки
Заплелись, свились, завились,
С ясью небною сдружились.
С ярями далями сжились,
С явами чайнами свились.
1908
Мы все заглянули
В пропасти злые.
Мы все отшатнулись,
Немые! Немые!
1908
Люди склонились над бездной,
Забыт ими пращур надзвездный.
Стонет молчание в возгласах вёсел.
Стали рабами ремёсел.
О, этот тел буй
Забыли вы, русские,
И уначальности целбу,
Те, кого взоры тусклые.
1908
Богоокий говор тишин
Прошила ты словом – умри!
И когда я промчался звездной путиной,
Мне сказала: гори!
1908
Немостынные стены вставали
В пьяном ужасе рьяных стожалий,
И, как тихая греза мечтали,
Прозвенели твои называли.
1908