1908
Турки
Вырея блестящего и мимоходом всегда – окурки
Валяются на берегу.
Берегу
Своих рыбок
В ладонях
Сослоненных.
Своих улыбок
Не могут сдержать белокурые
Турки.
Иногда балагурят.
Море в этом заливе совсем засыпает.
Засыпают
Рыбаки в море невод.
Небо там золото:
Посмотрите, как оно молодо!
Но рыбаки не умеют:
Наклонясь, сети сеют.
Точно ноги
Шестинога,
В лодке их немного.
Ах! мне грустно!
И этот вечный по песку хруст ног!
И, наклонясь взять камешек,
Чувствую, что нужно протянуть руку прямо еще.
Бежит на моря сини
Ветер, сладостно сея
Запах маслины,
Цветок Одиссея.
И море шепчет «не вы»,
И девушка с дальней Невы,
Протягивая руки, шепчет: «моречко!»
А воробей проносит семячко…
Ах! я устал один таскаться!
А дитя, увидев солнце, закричало: «цаца!»
И пока расцветает, смеясь, семья прибауток,
Из ручонки
Мальчонки
Мчится камень, виясь, в убегающих уток.
Кто-то платком машет.
Возгласы: «мамаша, мамаша!»
Море ласковой мерой
Веет полуденным золотом.
Ах, об эту пору все мы верим,
Все мы молоды…
И нет ничего невообразимого,
Что в этот час
Море гуляет среди нас,
Надев голубые невыразимые…
Во взорах пес, камень,
Дорога пролегла песками,
Там под руководством маменьки
Барышня учится в воду камень кинуть.
О, этот рыбы в невод лов!
И крик невидимых орлов!
Отсюда далеко все ясно в воде.
Где очами бесплотных тучи прошли,
Я черчу: В и Д.
Чьи? Не мои.
Мои: В и И.
Когда-нибудь стоял здесь олень.
Все молчит. Ни о чем не говорят.
Белокурости турок канули в закат.
По устенью
Ящерица
Тащится
Тенью,
Вся нежная от линьки.
День! ты вновь стоишь, как карапузик-мальчик,
Засунув кулачки в карманы.
Но вихрь уносит песень дальше,
И ясны горные туманы.
Отсюда море кажется старательно выполощенным чьими-то мозолистыми руками в синьке.
О, этот ясный закат,
Своими красными красками кат.
Где было место богов и земных дев виру,
– Там, в лавочке, – продают сыру.
Где шествовал бог – не сделанный, а настоящий,
Там сложены пустые ящики.
И, снимая шляпу
И обращаясь к тучам,
И отставив ногу
Немного,
Лепечу – я с ними не знаком –
Коснеющим детским, несмелым языком:
Если мое робкое допущение,
Что золото, которое вы тянули,
Когда, смеясь, рассказывали о любви,
Есть обычное украшение вашей семьи,
Справедливо, то не верю, чтобы вы мне не сообщили,
Любите ли вы «тянули»,
Птичку «сплю»?
А также в науке «русский язык» прошли ли
Спряжение глагола «люблю»?
Старое воспоминание жалит.
Тени бежали.
И милая власть жива,
И серы кружева.
Ветер, песни сея,
Улетел в свои края.
Всё забыло чары дел.
Лишь бессмертновею
Я.
Только.
И кроме того, ставит ли учитель двойки?
1908, 909
Вырей – юг, куда уносятся птицы осенью.
Тянули – лакомство.
Сплю – небольшая совка, распространенная в южной России.
Турки нередко бывают белокурыми.
В мигов нечет
Кузнечик
Вечер
Ткет. Качались рыбалки…
И женские голоса
Тишины балки.
Ясна неба полоса.
Я и ты были серы…
Возникали пенные женщины из тины.
В них было более истины,
Чем… меры.
Истлели бури – блеском мелы.
Проходит барин в белом, белом.
Проходит в черном весь барчук.
Видна гостиница «Боярчук»…
Падал час предвечерне-ранний
В зовущие лона,
Когда в каждой девице – Диана,
В каждом юноше – Адонис.
Гасит песню ямщик, с облучка слезая,
И вечерних ресниц слеза – я.
Падал свет из тени,
Кто был чужд смятенью?..
Я истекаю степью и именем…
Ищут приюта думы в нигде.
Как раньше тернист круг терновника.
И мир лишь падеж к слову «любовник – я».
Как раньше лик мил дев…
Я вечно юн, если небовеяние дев…
Но кострам «алчу я» дыма нет.
Я истекаю степью и именем.
Если вы и я себя любите,
То я в вас молитвой никогда.
Но синий взор в веках дар,
И косит время в дубах тень.
Тропочка к морю левее…
Я устал идти!
Твой взор счастьевеет…
Мир и всё – лишь и к я и ты!
Облаки казались алыми усами.
Мы забыли, мы не знали, кто мы сами,
Мы забыли, мы не знали: двойники ли с небесами
Или мы сами.
Где-то далеко, где падал туман,
Веет пением мам.